«Процедура казни носила омерзительный характер»
Встречные планы по количеству приговоренных к «высшей мере социальной защиты» оказались гораздо выше «поглощающей» способности Ваганьковского погоста. В дело вступил крематорий кладбища Донского монастыря. Появились новые распоряжения — о внеочередной кремации десятков трупов. Заметьте, ни Освенцима, ни Бухенвальда еще не было.
Унылая пора осталась по ту сторону забора. По эту недостает лишь тумана или слабого дождя, чтобы пейзаж окончательно превратился в натуру для съемок фильма ужасов. Ползущий серый свет, хлюпающий под ногами мох, борщевики выше человеческого роста, склизкая, пружинящая на провалах могил земля.
— Сейчас их плохо видно из-за опавшей листвы, — поясняет сопровождающий. — А вот весной, когда сходит снег, весь рельеф, как на ладони. А тут пробу земли брали, — он показывает небольшую скважину, — на белок. Результат положительный — захоронение есть.
Но запах кладбищенского тлена — точнее любого анализа.
Справа от тропы остаются гниющие остатки старого забора. Предположительно, за ним было место казней. Отсюда до самого страшного — рвов — два шага. Это тоже из кино, но уже другого, документального. Помните, про обыкновенный фашизм? Или этим страдает любой тоталитаризм? Веселые палачи и ровные слои жертв в траншеях. У нас, видимо, не было таких съемок. И гонора меньше, и света — стреляли-то в основном по ночам.
Мне довелось посмотреть первые дела из первой описи столь долго розыскивавшегося в архивах фонда номер семь. В них приказы о расстрелах, отметки времени исполнения, распоряжения коменданту Ваганьковского кладбища о немедленном захоронении трупов.
В конце двадцатых еще успевали хоронить в Москве. Но классовая борьба, в соответствии с теорией учителя и генсека, нарастала день ото дня, завлекая в кровожадные приступы массового психоза новые толпы гегемонов, а в тюрьмы НКВД — новые жертвы. Встречные планы по количеству приговоренных к «высшей мере социальной защиты» оказались гораздо выше «поглощающей» способности Ваганьковского погоста. В дело вступил крематорий кладбища Донского монастыря. Появились новые распоряжения — о внеочередной кремации десятков трупов. Заметьте, ни Освенцима, ни Бухенвальда еще не было.
Правда, отечественные печи оказались слишком слабы. И с переходом к массовому уничтожению контрреволюционеров и иже с ними пришлось выкапывать, опять же задолго до немцев, рвы и траншеи. Причем усердствовали не только комендантские подразделения НКВД. Расстреливали милиционеры и солдаты комендатур при военных трибуналах. Капитан Игнатьев — комендант Военной коллегия Верховного суда СССР — порой «приводил приговор в исполнение» сам, о чем и писал на обороте приказа. Разница между ведомствами была единственная — кто-то приглашал на казни прокурора и врача, а кто-то нет.
Масштабы требовали улучшения организации труда. И появляется «альбомная» система арестов. Все жители подведомственной территории делились иа категории по национальности, происхождению и т. п. Случись указание бороться с польскими шпионами — открывается соответствующая часть альбома и выписываются ордера на арест поляков. Сколько требуется? Десять, двадцать, сто? Будет исполнено в порядке очередности.
Может быть, здесь, в Бутове, под Москвой лежит генерал Джунковский. Вернее, к тому времени уже давно бывший и дворянин, и генерал. Его выписали из альбома в октябре тридцать седьмого, а взяли лишь в декабре. «Контрреволюционеру» было 73 года. Астматик с больным сердцем и удивительным прошлым. С 1905-го по 1913-й — московский губернатор, с 1913-го по 1915 год — товарищ министра внутренних дел и шеф Отдельного корпуса жандармов. Причем жандарм необычный, боровшийся против провокаций и провокаторов, стоявший в резкой оппозиции к императрице и распутинской клике, за что был уволен от должности и уехал на германский фронт. К декабрю семнадцатого генерал-лейтенант Джунковский командует 3-м сибирским пехотным корпусом.
В восемнадцатом он консультирует Дзержинского в вопросах организации ВЧК, а год спустя помещается в концлагерь как бывший царский сановник. После освобождения лишается гражданских прав, но ОГПУ прибегает к его помощи при создании паспортной системы и системы виз. И вот финал — виновным себя не признал, но на основании бредовых показаний двух дворников — Абдулы Хасанова и Сергея Жогова приговорен к расстрелу.
Это, кстати, еще одна «техническая уловка» аппарата НКВД. Все работники коммунальных служб, от дворников до могильщиков, входили в состав этого наркомата. Получался полный технологический цикл. Работники одного ведомства дают обличающие показания, ведут следствие, судят в составе «троек», расстреливают и хоронят.
Вот только когда число осужденных к высшей мере перевалило за три сотни в день, машина смерти стала давать сбои. Но выход нашелся и здесь. Я не хочу ничего добавлять к следственным документам из дела Берга Исая Давидовича, бывшего начальника административно-хозяйственного отдела УНКВД МО.
«Берг тогда являлся начальником оперативной группы по приведению в исполнение решений тройки УНКВД МО. С его участием были созданы автомашины, так называемые душегубки. В этих автомашинах перевозили арестованных, приговоренных к расстрелу, и по пути следования к месту исполнения приговоров они отравлялись газом.
Берг признавал, что он организовывал приведение в исполнение приговоров с применением автомашины (душегубки), объясняя это тем, что он выполнял указание руководства УНКВД МО и что без них невозможно было бы исполнить столь большое количество расстрелов, к которым арестованных приговаривали три тройки одновременно.
Из рассказов на допросах Берга и из разговоров, которые ходили среди сотрудников УНКВД МО, было известно, что процедура приведения приговоров, организованная Бергом, носила омерзительный характер: приговоренных к расстрелу арестованных раздевали догола, связывали, затыкали рот и бросали в машину. Имущество арестованных под руководством Берга расхищалось.
Душегубки маскировались под хлебные фургоны. Свой мертвый груз они, видимо, везли и в Бутово. А груз моральной ответственности везут совсем другие люди.
В чем вина прапорщика, бредущего за нами вдоль чащи фантастической высоты стеблей трав, — невольного хранителя многотысячного Бутовского некрополя? Невольного, потому что он всегда знал, что охраняет переданную КГБ в 1963 году площадку для мобилизационного развертывания. Да и большая часть рвов-могил выходит за территорию, в зону отдыха. А каково теперь, после публикаций газет, его семье?
Каково другим работникам КГБ, которые вынуждены оправдываться за несовершенные ими преступления, разъясняя заявителям — родственникам погибших, что их близкие казнены без вины. А ситуация с захоронениями и вовсе доведена до абсурда.
Данные о захоронениях в Бутове и вблизи совхоза «Коммунарка» давно переданы в прокуратуру и советские органы. Реакции — никакой. Как это ни кощунственно, но приходится констатировать, что жертвы репрессий порой становятся абстрактным понятием из области новой политэкономии. Они нужны иа митингах и выборах, как знамя и лозунг, нужны зачастую лишь как основание для получения материальных компенсаций. И совершенно не нужны обществу, погрязшему в трясине коммунально-бытовых проблем. Мемориальные кладбища — будут ли они? На пролитой крови лучше ставить часовни, а не стелы. Да и нужны ли какие-то помпезные монументы? Ведь рядом с жертвами покоятся их палачи, ставшие, в свою очередь, жертвами. Тот же Берг, например.
Хотя, нужно признать, что я рискую, называя изобретателя душегубки палачом. Берг был осужден не за это, а за участие в очередном мифическом заговоре. И как невиновный реабилитирован в пятьдесят шестом. А дело Джунковского было пересмотрено лишь год назад. Просто никто раньше не написал заявления с просьбой...
Правда, Берг может быть похоронен и в «Коммунарке», неподалеку от дачи расстрелянного наркома внутренних дел Генриха Ягоды. (Там тоже около гектара леса в оспинах провалившихся могил. И также анализ на белок дал положительный результат). Кто знает?
Думаю, только руководители архива центрального аппарата КГБ. Быть может, оттого, что обжитая дача Ягоды (особенно ее левое, по виду вовсе не прапорщицкое крыло) стоит в таком живописном месте, недалеко от пруда, где услужливо приготовлены рыболовные снасти, «поиск» этого, а следовательно, и других мест захоронения продолжался так долго? И не поэтому лн нам передали их пожелание не фотографировать дачу и не беседовать с охраной?
Неужели не ясно, что сейчас любое сокрытие документов о репрессиях идет во вред самому же КГБ и его председателю, который, кстати, как мне сообщили в пресс-группе московского управления комитета, приказал обнародовать все данные о захоронениях.
Е. ЖИРНОВ.
«Комсомольская правда», 28.10.1990
Statistics: 72
Залп «Авроры»
Исторической необходимости в выстреле не было — утверждает свидетель залпа.