Кронштадт - 21
«...Гнуснее и преступнее всего созданная коммунистами нравственная кабала: они наложили руку и на внутренний мир трудящихся, принуждая думать их только по-своему, прикрепив рабочих к станкам, создав новое рабство. Сама жизнь под властью диктатуры коммунистов стала страшнее смерти. Здесь поднято знамя восстания для освобождения от трехлетнего насилия и гнета...»
Недавно вышла в свет в московском издательстве «Новости» книга Михаила Капустина «Конец Утопии! Прошлое и будущее социализма». Немалая часть ее посвящена послеоктябрьским событиям, когда методом проб и ошибок, нередко трагических, на дерзких стратегических расчетах, оборачивающихся и просчетами, прокладывался путь в кажущийся таким достижимым и заманчивым «новый мир».
Наш корреспондент В. Свирин встретился с М. Капустиным. Но прежде, чем познакомить вас с записью беседы, считаем полезным представить мнение известного советского историка Дмитрия ВОЛКОГОНОВА:
— Да, книга может вызвать неоднозначную реакцию, и, вероятно, вы согласитесь далеко не со всеми выводами автора. Но, как известно, ни у кого нет права на истину в ее завершенном виде. Думаю, что зта книга не пройдет незамеченной и найдет своего заинтересованного читателя...
Сам М. Капустин назвал ее путеводителем по многим зонам, в том числе и «закрытым». Одна из них — Кронштадтский мятеж в марте 1921 года.
— Михаил Павлович, со школьной скамьи помним мы романтические строки Эдуарда Багрицкого:
Нас водила молодость
В сабельный поход.
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед...
А вы в книге старательно «стираете» романтические краски с событий того времени.
— Это делаю не я. Это делают факты, во множестве рассеянные по тогдашним газетам, журналам, донесениям, приказам, резолюциям... Но сегодня они для нас неожиданны. Ведь, вопреки истине, нашему обществу долго внушали миф о «триумфальном шествии Советской власти».
— Однако Кронштадт... Его в те дни называли красой и гордостью революции — он активно способствовал победе в Октябре. И вдруг — мятеж?
— Почему — вдруг? Причины восстания возникли задолго до марта 1921 года. Народ, «заклеймленный проклятьем» былого классового общества, разрушил существовавшую социальную иерархию, однако место изгнанных и вырубленных дворян, интеллигенции и духовенства нередко занимали, увы, люди без стыда и совести, к тому же и без компетенции. Они дорвались до власти, должностей и не желали расставаться с ними. А удержаться можно было лишь силой, репрессиями.
— Есть другое объяснение репрессиям: бывшие хозяева жизни не хотели сдаваться без боя. Вспомним 30 августа 1918 года — понушение на Ленина в Москве. Вспомним: в Петрограде убит председатель тамошней ЧК Урицний. Только после этого, 5 сентября, Совет Народных Комиссаров издал известное постановление о красном терроре...
— Все, по-моему, началось значительно раньше.
Задолго до того В. Бонч-Бруевич создал в Смольном печально знаменитую «75-ю комнату» — зародыш политической полиции для расправы с врагами. Через пять недель после Октября возникла ВЧК, и густая сеть чрезвычайных комиссий покрыла всю республику. Как и против кого они действовали, видно из резолюции собрания уполномоченных фабрик и заводов Петрограда. Цитирую:
«На улицах и в домах днем и ночью ежедневно происходят убийства. Убивают не только грабителей и не только грабители, но и ответственные агенты Советской власти. Убивают под видом борьбы с контрреволюцией, убивают не врагов народа, а честных мирных граждан... Убивают без суда и следствия, рассчитанно и хладнокровно. Убивают нашим именем, именем революционного пролетариата».
Это опубликовано в издаваемой М. Горьким газете «Новая жизнь» 29 марта 1918 года. Красный террор еще не объявлен.
В той же газете 1 июня помещена корреспонденция с Урала. Там, на Березовском заводе, рабочие устроили собрание, критиковали членов исполкома местного Совета: не соответствуют, мол, они своему назначению. Тотчас явился отряд красногвардейцев во главе с членом Совета, без предупреждения дал несколько залпов. Было убито 15 человек. Разбегавшихся ловили, избивали прикладами, тесаками, расстреливали. «Устрашение» длилось четыре дня, в итоге — свыше 30 жертв...
— В своей книге вы приводите резолюцию представителей предприятий Колпино, принятую на похоронах рабочего, убитого красноармейцами. Есть в ней такая фраза: «Рабочие вынуждены повести борьбу с существующей властью, прикрывающейся их именами и их же расстреливающей». Вы полагаете, это было единодушное мнение представителей? А если — мнение накого-то одного представителя, но представителя непримиримой оппозиции, навязавшего его остальным?
— Полагаю, что общее. Обратите внимание и на другую фразу резолюции: «Накормить голодных комиссары... не могут, напротив, с каждым днем приводят к большему и большему голоду, неизбежному следствию поднятой большевистской властью гражданской войны и анархии». Полистайте изданную в Москве в 1952 году книгу «Народное хозяйство СССР», там вы найдете откровенное признание: если бы не дореволюционные запасы, страна, по-видимому, вообще бы вымерла с голоду, в голод 1921—1922 годов она потеряла 5.053.000 человек... В 1921 году голодало не менее 20 процентов населения. Урожай 1919 года был оставлен под снегом, скот гиб от бескормицы. Крестьяне же были обязаны по первому требованию бросать работу и возить дрова в город и на железнодорожные станции, перевозить солдат и чиновников, выполнять любые повинности, ибо существовало грозное постановление Совета рабочекрестьянской обороны от 15 февраля 1919 года: «...взять заложников из крестьян с тем, что, если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны». Как видите, доходило до абсурда.
Перечень насилия над крестьянами довольно длинен. Из них «выжимали» продовольствие. В Больше-Липовецком уезде Тамбовской губернии хозяин, отказавшийся отдать хлеб, был зарыт в землю по пояс, и так его держали до тех пор, пока он не согласился расстаться с последним своим хлебом. В газете «Правда» читаем о том, как Николаевская ЧК Вологодской губернии выколачивала «излишки» хлеба из населения и усмиряла восстание «кулаков»: «Чрезвычайка» запирала массы крестьян в холодный амбар, раздевала догола и избивала шомполами».
— Вы говорите о гражданской войне, когда брат, шел на брата?
— «Железный порядок» посредством террора наводили люди, чаще всего пришлые. Большевики, провозгласив лозунги самоопределения наций, сумели привлечь на свою сторону латышей, поляков, китайцев, чехов, финнов... Это были, как правило, хорошо обученные солдаты...
К лету 1920 г. такие формирования насчитывали около 250 тысяч бойцов — значительно больше численности войск интервентов.
— Значит ли это, что наши соотечественники к террору непричастны?
— Не значит. Вот, познакомьтесь, несколько выдержек из газет 1921 года. «Воля России»: ...комиссар ЧК М. Кедров собрал до 1.200 офицеров, партизан, интеллигентов на баржу, приказал буксировать ее по Двине и вблизи г. Холмогоры открыл по ней огонь из пулеметов и орудий. «Общее дело»: ...в Севастополе и Балаклаве ЧК расстреляла до 29 тысяч человек. «Последние новости»: ...за 11 месяцев в Одессе в «чрезвычайке» было расстреляно до 25 тысяч. Тысячи были расстреляны и в период грозного для большевиков восстания в Кронштадте...
— По официальной версии — мятежа? Что же там происходило?
— События в Кронштадте по-своему показывали отношение к новым властям. Чаша терпения переполнена бессмысленными расстрелами и убийствами, террором и страхом за свою жизнь. Моряки линейных кораблей «Петропавловск», «Севастополь» и «Республика», которые были опорой большевиков в 1917 году, восстали. Они направили делегагацию в Петроград, там делегация была арестована. В ответ на это Кронштадт создал Временный революционный комитет, выбрав его председателем старшего писаря «Петропавловска» Степана Петриченко. Вот тогда-то и окрестили восстание мятежом, организованным «французской контрразведкой и бывшим генералом Козловским». На X съезде партии, собравшемся как раз в это время, прозвучала такая оценка: события в Кронштадте опаснее, чем Деникин, Юденич и Колчак, вместе взятые. Опаснее не только близостью к Петрограду и профессиональной военной подготовкой моряков, но и сутью их политических требований.
Чего же они хотели?
Судя по сохранившимся в архиве воззванию, резолюции общего собрания экипажей, статьям в местных «Известиях», 2 марта власть в городе и крепости перешла без единого выстрела от коммунистов в руки временного ревкома, и трудящиеся поставили себе целью общими усилиями вывести республику из состояния разрухи. В городе поддерживался образцовый порядок, советские учреждения продолжали работу. Временный революционный комитет заявил: «Трудящиеся Кронштадта решили более не поддаваться краснобайству... партии, называющей себя якобы представительницей народа, тогда как на деле выходит совсек наоборот». Городская газета публикует статью:
«Прочь руки от власти, руки, обагренные в крови погибших за свободу, в борьбе с белогвардейщиной, помещиками и буржуазией. Гнуснее и преступнее всего созданная коммунистами нравственная кабала: они наложили руку и на внутренний мир трудящихся, принуждая думать их только по-своему, прикрепив рабочих к станкам, создав новое рабство. Сама жизнь под властью диктатуры коммунистов стала страшнее смерти. Здесь поднято знамя восстания для освобождения от трехлетнего насилия и гнета...»
Б первом же своем обращении к народу ВРК взывал: «Не поддавайтесь нелепым слухам, будто в Кронштадте власть в руках генералов и белых. Это неправда... Вы, товарищи, давно уже ждали новой жизни, ждали безнадежно. Так создавайте же ее сами».
Любопытен еще один документ, который читателям «Труда» покажется знакомым, — все сказанное в нем он слышал, читал совсем недавно, с наступлением гласности. Но этот документ напечатан 15 марта 1921 года в Кронштадте:
«На горьком опыте трехлетнего властвования коммунистов мы убедились, к чему приводит партийная диктатура. Немедленно на сцену выползает ряд партийных генералов, уверенных в своей непогрешимости и не брезгующих никакими средствами для проведения в жизнь своей программы, как бы она, ни расходилась с интересами трудовых масс. За этими генералами неизбежно тащится свора примыкающих прихвостней, не имеющих ничего общего не только с народом, но и с самой партией Создается класс паразитов, живущих за счет масс, озабоченный своим собственным благополучием... Поэтому ни одна партия не имеет ни юридического, ни морального, ни какого иного права управлять народом. ...Дело идет еще хуже, когда у власти стоит не одна, а несколько партий. Тогда в межпартийной своре за преобладание у руля правления некогда думать и заботиться о трудящихся... Вот почему на знамени восставшего Кронштадта написан лозунг «Власть Советам а не партиям!»
Распространения таких идей не могли допустить в Петрограде. На город были брошены под командованием М. Тухачевского армейские силы, превосходящие восставших более чем в десять раз. После первой ночной атаки большевиков все те же местные «Известия» пишут: «Опять пойдут полки, подгоняемые одетыми и сытыми коммунистами, прячущимися за вашей спиной, подальше от наших снарядов, чтобы угостить вас пулеметным огнем, если вы не захотите подставлять свою голову, защищая этих разбойников. Мы не так обращаемся с коммунистами. Всех комиссаров, даже палачей из «чрезвычайки», мы кормим тем же пайком, который едим сами. Кронштадт воздержался от занятия Ораниенбаума и сам пал жертвой вылазки оттуда: Ораниенбаум сделался операционной базой для башкирских и китайских частей».
Из документов, оставшихся от восставших, видно — речь шла о демократических требованиях, о протесте против тотального партийного террора. Но вот как было повернуто дело: М. Литвинов доказывал, что Кронштадт срывает мирное соглашение с Америкой; Г. Чичерин утверждал, что Кронштадт — это срыв соглашений с Турцией и Англией. Финляндию обвинили в «интервенции в пользу кронштадтских белогвардейцев». Пропагандистские атаки были столь же энергичны, сколь и боевые, и восставший город был в конце концов задушен. И вновь начались расстрелы. По словам матросов, бежавших отсюда в Финляндию, расстрелы проводились на льду перед крепостью. Массовые.
— Михаил Павлович, согласитесь, резонен вопрос: почему мы должны верить какой-то одной стороне? Мы долго верили только большевистской печати, а она, как оказалось, освещала события односторонне. Где гарантия, что этот прием не повторяется и в цитируемых вами изданиях?
— Ленин любил повторять, что самая «упрямая вещь» — факты. И я оперирую фактами, совсем, если вы заметили, не комментируя их. Лишь прибегну, пожалуй, к высказыванию Горького—очевидца: «Пугать террором и погромами людей, которые не желают участвовать в бешеной пляске г. Троцкого — над развалинами России, — это позорно и преступно». И еще его же слова: «Народные комиссары относятся к России как к материалу для опыта... реформаторам из Смольного нет дела до России, они хладнокровно обрекают ее в жертву своей, грезе о всемирной или европейской революции». А народ, говорит этот совсем не плакатный писатель, «должен будет заплатить за ошибки и преступления своих вождей — тысячами жизней, потоками крови».
Так оно и вышло...
Итак, точка зрения автора книги на события тех лет достаточно однозначна. Однако такое впечатление, что написана она одной краской. Раньше тоже рисовали картину нашего противоречивого прошлого одной краской, но другого цвета. Думается, что для ясной и объективной оценки того времени нужна куда более богатая палитра.
Газета «Труд», 31.10.1990 года
Кронштадтский мятеж
«...Вот наши требования: долой продразверстку, долой продотряды, даешь свободную торговлю, требуем свободного переизбрания Советов!»
Statistics: 102
Как это было
Сейчас много честно и откровенно говорят м пишут о Сталине, о его времени. Слышал, что когда-то он был захоронен в Мавзолее рядом с Лениным. Как же могли допустить такое! И что произошло потом! Уверен, многие молодые люди вообще ничего не знают об этом факте. (В. Кузьмин, военнослужащий, 18 лет).