Искупление

Все чаще звонит телефон: «Скажи, это верно, что отыскались неизвестные документы об Аркадии Гайдаре? Верно, что его «обыкновенная биография» была далеко не безупречной?»


Искупление

Правда всегда предпочтительней слухов и домыслов. Обратимся к фактам.

О том, что в 1922 году во время службы в Сибири в судьбе Гайдара, тогда еще Голикова, Произошло какое-то драматическое событие, знали многие. Никто не знал, какое.

Лишь недавно рассекречено «Дело № 274 по обвинению бывшего командира войск Ч0Н тов. Голикова Аркадия Петровича в должностных преступлениях, выразившихся в самочинных расстрелах...» (начало 3 июня 1922 года и окончено 28 июня того же года).

ПРОЛИСТАВ пухлую папку, я двое суток не находил себе места. Мне казалось, что я уже знаю об этом человеке все. И вот 184 страницы рапортов, жалоб, протоколов, доносов и служебной переписки с грифом «сов. секретно».

Чтобы стала понятна суть «дела № 274», вспомним, что ему предшествовало.

Летом 1917 года 13-летний реалист Аркаша Голиков пришел в клуб большевиков и стал рассыльным. В августе 19-го его приняли в партию.

Через два месяца он — адъютант командира Арзамасского коммунистического батальона Е. О. Ефимова. Люди в гражданскую выдвигались быстро. Никому неизвестный Ефимов был внезапно назначен командующим войсками по охране железных дорог республики. Он переехал в Москву и забрал с собой Голикова, наделив его добавочными полномочиями начальника узла связи. Аркадий первым получал и обрабатывал сведения о положении на фронтах и железных дорогах страны, а затем докладывал Ефимову.

Но Голиков рвался на передовую. Желая поберечь мальчишку, Ефимов пошел на хитрость, послал его учиться на шестимесячные Московские командные курсы, которые вскоре были переведены в Киев: здесь начинался фронт.

Курсанты больше воевали, чем занимались в аудиториях. В августе 1919-го их досрочно произвели в командиры и бросили в прорыв рядовыми.

В первую же ночь курсантская полурота, куда направили Голикова, была окружена, часовые заколоты. Лишь один в последний миг успел взорвать гранату. В начавшейся суматохе был убит полуротный. Курсанты с краскомовскими удостоверениями в кармане растерялись. Командование взял на себя Голиков — самый младший. Он повел за собой товарищей и выиграл бой. Вечером его выбрали, полуротным взамен убитого. Через две недели он командовал ротой. В 15 лет.

В декабре 1919-го взрывом снаряда Голиков был ранен и сброшен с лошади. Рана зажила, а контузии, ушибам спины и головы никто не придал значения...

В 1921 году после окончания Высшей стрелковой школы в Москве Голиков получает 23-й полк — в четыре тысячи бойцов — в Воронеже, а затем становится командиром 58-го отдельного полка на Тамбовщине. Новое назначение подписал командующий войсками губернии М. Н. Тухачевский. Вскоре Голиков уже командовал 5-м боевым участком, куда, кроме его полка, входило еще несколько батальонов.

И тут произошло событие, которое сыграло немалую роль в дальнейшей судьбе Голикова. Антоновский мятеж шел на убыль. - Из прежних 50 тысяч повстанцев в лесах оставалось около десяти. Из них более шести тысяч в конце концов предпочли сдаться на территории 5-го боеучастка. «...В настоящее время, — говорилось в приказе по боеучастку. — они уже служат честно в рядах Красной Армии». Объяснение здесь было простое: в обстановке, где поощрялись самые суровые меры против мятежников и членов их семей, 17-летний Голиков слыл добрым командиром, что имело значение для тех, кто вверял свою судьбу победителям...

«Воевать кончено... — писал Голиков 1 августа 1921 года. — Собираюсь в Академию Генерального штаба, в Москву». Направление на учебу подписал опять же Тухачевский. Но в столице Голиков не успел сдать ни одного вступительного экзамена. Из штаба ЧОН республики пришло письмо:

НАЧАЛЬНИКУ АКАДЕМИИ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА. Прошу откомандировать в мое распоряжение числящегося при вверенной Вам Академии бывшего командующего войсками 5-го боевого участка Тамбовской губернии тов. Голикова Аркадия для назначения на соответствующую командную должность.

Начштаба Кангелари

Голикова послали в Башкирию, где опасались новой антоновщины. По счастью, обошлось. Голиков поспешил обратно в академию. Но в столице его вновь ждало назначение — в Сибирь, в Ачинско-Минусинский район. Здесь уже два с половиной года Действовал «белый горно-партизанский отряд» под командованием Ивана Соловьева.

История Ивана Соловьева полна загадок. Бывший унтер, амнистированный в числе десятков тысяч других сложивших оружие колчаковцев, он с семьей мирно трудился на Черном озере. Внезапно, не предъявляя обвинений, его арестовала ЧК. Соловьев был доставлен в Ачинск, откуда вскоре бежал.

Возвратясь в родные места, Соловьев собрал ватагу из шести таких же обиженных, в которую вскоре влился офицерский отряд полковника Олиферова. Командиром объединенного отряда стал Соловьев. Вместо чина урядника, то есть унтера, ему было пожаловано звание есаула, то есть капитана, а затем — титул «императора тайги». Политическая программа отряда предполагала отделение Хакасии от Советской России.

Традиционные методы борьбы с «белыми партизанами» ничего не давали. Для поиска новых путей ликвидации Соловьева, который держал в напряжении и разорял громадную Енисейскую губернию с ее хлебом, скотом и золотоносными рудниками, в Ачинско-Минусинский район и был направлен Аркадий Голиков. Главные надежды возлагались на его дар командира (отозван из академии!) и тамбовский опыт.

СТАВ начальйиком второго боевого района площадью сто на сто километров, Голиков направил командующему ЧОН губернии аналитический обзор (на документе шесть восторженно-деловых резолюций).

Голиков писал: большая часть местного населения поддерживает Соловьева, легенда о неуловимости Соловьева и его людей «имеет под собой серьезное основание... Всякие оперативные приемы, пахнущие стратегическим духом, здесь не приведут ни к чему», поэтому необходимо пользоваться «приемами противника».

Начбоерайона резко отозвался о деятельности губГПУ, которое следило за каждым шагом командиров, по не потрудилось создать агентурную сеть против Соловьева. Имея реально в своем распоряжении 126 бойцов при четырех пулеметах, Голиков считал: с такими силами ему не решить поставленных перед ним задач, и просил дать еще 80 человек. Командование немедленно откликнулось и выделило «для укрепления района Голикова»... восемь красноармейцев. Между тем у Соловьева, по разным источникам, было от 200 до 500 человек. А гарнизон соседнего боевого района насчитывал триста кавалеристов!

Выглядел ли Голиков рядом с Соловьевым неумелым и беспомощным?... Нет. Узнав, что «император тайги» намерен перехватить обоз с 250 пудами муки и уже подготовил засаду, Голиков, вместо того чтобы усилить охрану, распорядился уменьшить ее вдвое.

Когда путь обозу спереди и сзади преградили рухнувшие лиственницы, подводчики, по тайному приказу Голикова, бросили коней и груз и бежали к сопке. Соловьев и его люди вышли из леса забрать трофеи — и попали под сокрушительный огонь пулеметов и винтовок. «Горные партизаны» кинулись обратно в лес — но тут их снова встретил пулеметный и ружейный огонь: Голиков приготовил «двойной капкан». Хлеб был спасен. Соловьев понес большие потери.

По воспоминаниям бывшей квартирной хозяйки А. А. Кожуховской и боевого друга Голикова — П. М. Никитина, в ту пору начальник второго боевого района, - спал по 2—3 часа в сутки, а иногда не ложился совсем...

Тут с Голиковым и стали происходить странные психические явления. Захватывая лазутчиков Соловьева, Аркадий Петрович предлагал им перевербоваться, обещая платить за доставленные сведения дефицитом той поры — мануфактурой. Перевербовка столь же стара, как и разведка, но у Голикова она сопровождалась пугающим ритуалом. Вновь обретенному сотруднику он писал на куске полотна мандат: «Тов. Итеменев Иннокентий состоит у меня разведчиком. Нач-боерайона ЧОН 2 Голиков». После этого делал надрез на своей руке, обмакивал в кровь печать и прикладывал ее к тряпке.

Потрясенные ритуалом агенты либо возвращались в тайгу, либо бежали в Ужур к начальству Голикова. Благодаря этому сохранились два мандата. Один с бурой печатью.

В эту пору в Ужур лавиной хлынули жалобы и письма. Писал осведомитель ГПУ, который в глаза не видел Голикова; жаловался красноармеец, которого начбоерайона отдал под суд за восемь тайных грабежей; под диктовку неграмотных подробно и толково писали как бы случайно подвернувшиеся грамотеи. Голикова обвиняли в жестоком обращении с населением, в незаконных конфискациях скота и даже в вымогательстве золотых монет.

Изучив документы, утверждаю: подготовкой жалоб и доносов кто-то неутомимо руководил. Вполне вероятно, что этим занимался командир 6-го Сибсводотряда, которому Голиков подчинялся... Многие доносы и рапорты были простодушно лживы, но Аркадий Петрович дал и немало серьезных поводов. Главный — в его штабе расстреливали пленных.

Тогда и возникло «дело № 274», которое поначалу вело губернское-ГПУ, а затем — ревтрибунал 5-й армии. В протоколах допросов и в письменных показаниях Голиков был прям и точен. Ни одно его утверждение в ходе следствия не было опровергнуто.

О судьбе захваченных лазутчиков он сообщил следующее. Один соловьевец (у него нашли два ящика с патронами) был освобожден по ходатайству предволисполкома. Двое бежали. Трое? были поставлены к стенке по его, Аркадия Голикова, приказу. Двое убиты при попытке к бегству. Одного из них, Сулекова, Голиков застрелил» сам.

Сулеков, опытный разведчик, выполнял поручения самого Соловьева. На допросе держался стойко пока Голиков не пустил в ход плетку. Тогда Сулеков согласился показать базу Соловьева. По дороге, отозвав Голикова в сторону от бойцов, Сулеков неожиданно ударил командира головой в грудь и пустился бежать. Голиков, который отлично стрелял, ранил его в ногу. Сулеков бросился в Июс. Его понесло сильным течением. Видя, что разведчик уходит, Голиков выстрелил второй раз.

Для меня, биографа А. П. Гайдара, самое удручающее в этой истории, что пленных в штабе второго боевого района били. «Нагайка употреблялась, — подтверждал Голиков, — при допросах бандитов при наличии улик». Но по тем временам это считалось естественным. Война была безжалостно-жестокой с обеих сторон. Например, командиры ЧОН имели полномочия брать в заложники семьи соловьевцёв «со всеми отсюда вытекающими последствиями...». Голиков не арестовал ни одной семьи. Соловьев заявил, что не собирается воевать с «женами и детьми коммунистов». Но когда к нему в руки попала 16-летняя разведчица Голикова — Настя Кукарцева, «император тайги» во время допроса искромсал ее саблей.

Однако вернемся к «делу № 274». Местное население настаивало, что пятеро убитых в штабе Голикова не были связаны с Соловьевым. А Голиков утверждал: он располагал точными данными. Часть сведений он получил от своих тайных агентов, часть — в виде признаний пленных во время допросов.

Насколько велика была вина расстрелянных, сегодня установить невозможно. Из документов известно: на Соловьева работали сотни агентов, В том числе дети и старики. В 1922 году выяснить истину можно было либо путем опроса тех же секретных агентов, либо на основе протоколов. Но агенты продолжали выполнять свои опасные обязанности (о вызове их в качестве свидетелей вопрос даже не стоял), а протоколов у Голикова не оказалось.

Всю развединформацию он держал в памяти (став писателем, Гайдар помнил слово в слово каждую из своих книг). Протоколы допросов он не вел. Во-первых, потому что не было грамотного писаря, во-вторых, по соображениям секретности.

Признал - ли Голиков на следствии себя виновным?.. Да, но только в том, что им не были соблюдены формальности, то есть не велись протоколы.

В своем заключении по «делу № 274» командующий ЧОН губернии В. Какоулин написал: «Мое впечатление: Голиков по идеологии неуравновешенный мальчишка, совершивший, пользуясь своим служебным положением, целый ряд преступлений. А председатель одной из проверочных комиссий Виттенберг потребовал для Голикова суда и «высшей меры наказания».

Однако суд не состоялся. На требование начальника особого отделения ГПУ арестовать Голикова В. Какоулин ответил: «Арестовать — ни в коем случае. Заменить и отозвать».

Из ГПУ дело перешло в Енисейский губком, который постановил исключить Голикова из партии. Но контрольная комиссия отменила и это решение, постановив «перевести на два года в разряд испытуемых с лишением права занимать ответственные посты».

Не был Голиков и разжалован. Ему сохранили звание командира полка.

Столь мягкое наказание объяснялось тем, что многочисленные разбирательства обнаружили: Голиков был поставлен в безвыходное положение. Он не получил сколько-нибудь серьезной помощи. Разбросав по деревням и улусам гарнизоны по 10—15 человек, Голиков реально имел под рукой 20—40 бойцов. Отдаленность же района от уездного и губернского центров (что было отмеченр и контрольной комиссией), отсутствие надежной телеграфно-телефонной связи вынуждали его самостоятельно принимать важнейшие и порой трагические решения.

Например, Голиков был лишен возможности отсылать пленных. Еще только вступив в должность, он послал с двумя конвоирами в Ужур захваченного лазутчика. Конвоиры вернулись неожиданно быстро, заявив, чтс пленный был убит при попытке к бегству. На самом деле Соловьев скорей всего своего разведчика отобрал, а конвоиров отпустил (он любил царственные жесты). Трое красноармейцев, посланные с пакетом в тот же Ужур, были пойманы и искромсаны, как говорилось в шифровке, «холодным оружием». Словом, передвижение по дорогам малыми группами было невозможно. Когда же двух пленных Голиков посадил под замок, они бежали. Держать их было негде, и недоставало бойцов для охраны.

...Отстраненный от должности, Голиков попросил отпустить его на учебу в Москву. Разрешение было получено. Однако в Академию Генштаба он снова не попал. На медицинской комиссии выяснилось: он тяжко болен. Диагноз — травматический невроз. Это нервно-психическое заболевание, которое возникает на почве ушибов головы и спинного мозга. Обычно оно проявляется через десять и более лет после контузии. Голикова болезнь настигла спустя три года после травмы, полученной в декабре 1919-го. Причина «ускорения» — физические и нравственные перегрузки в период созреваний организма. Симптоматика болезни в пору обострения (по медицинским источникам): стойкое нарушение сна, временное снижение интеллектуальных способностей, возбудимость, склонность к жестоким поступкам. Думаю, эти симптомы многое объясняют в поведении Голикова во время поединка с Соловьевым.

Болезнь была неизлечима, но командование Вооруженными Силами республики два года подряд давало Голикову оплаченный отпуск для отдыха и поправки здоровья, чтобы он остался в кадрах. Однако чуда не произошло.

Осознание случившегося в 1922-м пришло позже, с годами. В автобиографиях, написанных по просьбе журналов и издательств, Аркадий Петрович никогда не упоминал о службе в Хакасии. Исключение составила автобиография 1941 года, представленная в военкомат. В одной из анкет в графе «партийность» Гайдар указал, что был исключен на два года «за жестокое обращение с пленными».

Многие записи в его дневниках не поддаются прочтению. Гайдар пользовался специально разработанным шифром. Иногда он отмечал, что его снова мучили повторяющиеся сны «по семе № 1» или «по схеме № 2». И вдруг открытым текстом, как вырвавшийся крик: «Снились люди, убитые мною в детстве...»

Болезнь осталась самым тяжелым и неотступным напоминанием о войне. Она делила его жизнь на две половины. В светлые периоды было написано все лучшее, что сегодня стоит на книжных полках. В том числе «Судьба барабанщика». В ней 12-летний Сережа, у которого арестовали отца, говорил: «Будь проклята такая жизнь, когда человек должен всего бояться, как кролик, как заяц... Я так не хочу!» Это был ответ, смертельно опасный для писателя, на Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 апреля 1935 года об уголовной ответственности детей «начиная с 12-летнего возраста».

А болезнь начиналась с того, что беспричинно портилось настроение. Сперва приступы удавалось отодвигать вином. «Самолечение» нередко приводило к запою. Когда же перестало помогать и вино, Аркадий Петрович в преддверии приступа причинял сам себе острую физическую боль: он делал на теле надрезы ножом. Иногда в присутствии людей. Но все заканчивалось клиникой. Такой оказалась расплата за «мальчишеские годы», проведенные на войне.

...Судьба любит подбрасывать трагические парадоксы. Летом 1922-го три человека по приказу Голикова были расстреляны. Четвертого при попытке бежать Голиков застрелил сам.

26 октября 1941 года на окраине села Леплява под Каневом, наткнувшись на немецкую засаду, Гайдар ценой своей жизни спас четверых товарищей по партизанскому отряду. Двое из них здравствуют по сию пору.

Борис КАМОВ

«Литературная газета», 31.01.1990


Statistics: 59




Все публикации


Тайны мертвого «объекта»

Практически воинская часть, эксплуатирующая систему «Дуга», свидетельствуют специалисты, никогда не принимала «Круг» на свое вооружение. Тем более что она и на своей аппаратуре смогла решать задачи, стоявшие перед ним. Станция осталась в ведении своего разработчика — НИИДАРа.