Последний рейс
Вырезав отверстие в борту судна, спасатели увидели страшную картину — перед смертью люди так сильно вцепились в бимсы и шпангоуты, что их нельзя было оторвать от них. А море продолжало выбрасывать жертвы.
История одной трагедии
Наверное, лучше бы ее не было, этой скромной тетрадки воспоминаний. И тогда трагедия «Титаника», много десятилетий назад ужаснувшая мир, в реестрах морских катастроф по-прежнему не знала бы себе равных.
И не пришлось бы вдруг заново пересматривать список страшных рекордов, заполняя новые места в его верхней строке. Но мемуары бывшего моряка Георгия Александровича Кима, переданные им на днях Приморскому краеведческому музею имени Арсеньева, потрясли неожиданным открытием: крушение советского парохода «Индигирка», подробности которого полвека тщательно скрывали от всех, по своим масштабам едва ли уступают гибели знаменитого суперлайнера.
Об этой давней истории, не вмещавшейся в тогдашние узкие рамки «пролетарского» сознания, знали лишь некоторые моряки Владивостока. Рассказывать о ней незнакомым было опасно — от этого предостерегала специальная расписка.
39-й год сулил многим политическим заключенным освобождение. Народный комиссар внутренних дел Л. Берия, заменивший Н. Ежова, стремясь поднять свои политические акции, отменил ряд решений, принятых предшественником. С надеждой на лучшую судьбу поднимались на борт «Индигирки» изможденные суровой лагерной жизнью магаданские «зеки». Среди почти полутора тысяч необычных пассажиров, до отказа заполнивших тесные корабельные помещения, находились женщины и дети.
Восьмого декабря пароход, принадлежащий Дальстрою, из бухты Нагаево взял курс на Владивосток. В ночь на двенадцатое жестокий 11~балльный шторм встретил его у входа в пролив Лаперуза. Обычно такой шторм моряки пережидали вдали от берегов, но на этот раз капитан Н. Лапшин решил нарушить старую морскую заповедь.
После полуночи заступивший на вахту второй помощник капитана В. Песковский сквозь заряды пурги увидел справа свет и принял его за огонь маяка, установленного на Камне Опасности. Но то был маяк мыса Соя-Мизаки. Эта ошибка оказалась роковой — пароход сел на камни рифа Тоддо, расположенного в десяти милях от маяка Соя.
Судно получило пробоину по всей длине корпуса. Удары волн и ветра перебросили его через риф, опрокинули на правый борт с креном до девяноста градусов и выбросили на прибрежную отмель в 700 метрах от берега. Многие до сих пор утверждают, что судно дало сигнал «СОС», однако бывший радист парохода, перевозившего заключенных после войны, рассказывал, что связь с берегом велась исключительно шифровками.
Хлынувшая через пробоину вода обожгла ледяным холодом. Обезумевшие от страха люди стучали в стальные люки, умоляя выпустить их. Бросившихся на помощь матросов остановил начальник конвоя. Капитан приказал спустить шлюпку с десятью моряками. С большим трудом пять из них достигли берега и рассказали о случившемся японским рыбакам. На берегу зажгли костры.
Положение на судне становилось катастрофическим, Вода с такой силой входила в пробоину, что спрессовывала воздух, и у людей, оказавшихся в смертельной ловушке, лопались барабанные перепонки. Из десяти человек, севших во вторую шлюпку, только двоим удалось добраться до берега.
Рано утром японцы попытались подойти к пароходу на рыболовной шхуне «Тенхомару», но продолжавшийся шторм перевернул небольшое суденышко. На берегу в это время оказывали помощь выжившим, кормили их, отогревали. Только на следующий день, 13 декабря, три японских судна из порта Вакканай смогли подойти к «Индигирке». Рискуя жизнью, японские моряки сняли с парохода оставшихся людей. Вырезав отверстие в борту судна, спасатели увидели страшную картину — перед смертью люди так сильно вцепились в бимсы и шпангоуты, что их нельзя было оторвать от них. А море продолжало выбрасывать жертвы. Удалось же спасти всего 402 человека. 14 декабря они отбыли в порт Отару, а оттуда на специально прибывшем пароходе «Ильич» направились во Владивосток. Возвращение было не радостным — капитана Н. Лапшина приговорили к расстрелу, десятью годами заключения «отделался» второй помощник В. Лесковский, тем же роковым путем отправленный в Нагаево.
А тайна у нас продолжает оставаться. О ней умалчивают экспозиции музеев, ничего не сказано о трагедии в книге, изданной к 100-летнсму юбилею Дальневосточного морского пароходства.
А в Японии — помнят. 12 октября 1971 года на холме у деревни Оаруфуцу, недалеко от железнодорожной станции Хамаонисибецу, на месте захоронения погибших установлен памятник. Скульптор из Отару И. Кендзи создал пятиметровую скульптурную группу.
В день поминовения погибших в море из японского поселка Саруфуцу выходит катер, огибает остатки судна, видные с берега, люди бросают в море цветы, поминают тех, кому поставлен памятник на высоком холме.
Д. КЛИМОВ, корр. ТАСС—специально для «Известий».
Газета «Известия», 14.01.1990
Statistics: 42
Заведомая ложь
Партизанское движение в Ставропольском крае в Годы Велиной Отечественной — одно из «белых пятен» в советской исторической науке. И дело не в том, что о нем до сих пор ничего не писали. Как раз наоборот, в предыдущие годы писали довольно обильно, только освещалась тема крайне однобоко, в результате чего у интересующихся битвой за Кавказ складывалось вполне устойчивое клише о солидном размахе боевых действий партизан, причем благодаря ведущей роли М. А. Суслова, тогдашнего первого секретаря краевой партийной организации.