В городе №...
«...тут высокая цель — забота о безопасности Единого Государства» [Е. Замятин, «Мы»].
Это — город тайн. Он умел становиться шапкой-невидимкой, раздваиваться. Быть и в то же время не быть.
Так наша команда, уезжая на соревнования в другие области, выступала под названием близлежащего городка. Затем, вступив в ВЛКСМ, в комсомольском билете я с удивлением обнаружил иное название родного города.
Все эти странности делались, наверно, чтобы запутать следы вражеских диверсантов. Приучались мы к этому с малых лет, любимые наши игры в детстве были в войну и шпионов. Потому «мы» легко привыкали к таинствам своего города. А привыкнув, не замечали их. С тебя лишь требовали одного — не разглашать тайн. Честному слову, понятно, никто не верил. Брали подписку. Молчать.
А сам город, укутанный в зелень, раскинулся на берегу большой реки. С северной и восточной стороны улицы и дома словно вросли в тайгу.
А поднимись в гору — и в лесу освещенная трасса для лыжников. «Проект века» - санная трасса. Рядом — снежный городок для детей.
Дома. Белокаменные коттеджи и «высотки» с мозаикой на фасаде.
Баня. Внутри мрамор. Бассейны, сауны, пивные и чайные. Стоит — миллион.
Дороги и тротуары. Чистота такая, что стыдно бросить недокуренную сигарету.
Расписание автобусов. Если написано: 19.06, то автобус подойдет ровно в 19.06.
Словом, город, похожий и не похожий на все другие города.
Отличен от иных он прежде всего вот чем. С трех сторон дорог к нему нет. Тупик.
И только асфальтовая змейка на юг приведет к Транссибу. Выехать, однако, в «открытый мир» или въехать в город не просто. На пути контрольно - пропускной пункт, а вокруг — железная «колючка». Граница.
В одном из первых телемостов СССР-США американка спрашивала: «Есть ли у вас закрытые города?» — «Нет», твердо ответила наша соотечественница.
До последнего времени город держали в строжайшем секрете. Десятки тысяч гражданских людей были безымянны. Нет, здесь, как в романе Замятина, не строили Интеграл. Здесь делали нечто иное. Мирные люди каждый год заучивали новую версию: что выпускает ныне их завод. Хотя выпускал он то же, что и всегда, с своего первого дня.
Начиналось все в 50-х. «Холодная война» требовала ядерного оружия. С Урала и европейской части страны ехали на восток физики, энергетики, строители. Ехали, чтобы осуществить идеи Курчатова и Кикоина, чтобы обуздать «зарубежного агрессора».
...Иван — о нем говорили только с большой буквы, с почтением и трепетом. После смерти его именем назовут в городе улипу, дом отдыха, дружину в школе.
Иван Николаевич Бортников (теперь можно «открыть» его) — двадцать лет бессменный директор предприятия. Он отвечал здесь за все. Сердце не выдержало напряжения в 1978-м.
А до самой своей смерти он был царь и бог. Под его руководством возводились корпуса, выпускалась первая продукция, а потом росли и росли объемы производства.
Болела душа у Ивана и за второе свое детище — город. Сам, бывало, приглашал и привозил классных специалистов, лучших архитекторов страны, следил за качеством построек. Мог, проезжая мимо строящегося дома, бросить: «Что это за «грыжу» вы тут возводите?» И назавтра два этажа кирпичей и плит будут снесены. Новая стройка, будьте уверены, станет качественнее.
А по выходным директор устраивал субботники. «Самый зеленый и чистый город России» постоянно получал грамоты первой величины.
«Поднимал» Иван и культуру, и спорт. Когда Сам приходил в ДК, все начальники были здесь, мест свободных ве было. Любил Иван и футбол. Команда городка при нем играла даже в финале Кубка РСФСР.
Большая власть в центре ценила тех, кто работал в этой промышленности. Знали: только эти люди могут делать такое.
Влияние и авторитет директора завода и в отрасли, и в округе были громадными. Использовались для этого все возможные пути, в том числе и азиатский способ отношений — личные связи. От большого министерского кресла до... Впрочем, здесь, на месте, он сам вершил политику. Не без помощи директора завода «первым» в партийном комитете этого края стал его зять, «первым» горкома партии — «свой» инженер с заводоуправления. Этого требовало Дело.
Иван был генералом и солдатом своего времени, сыном XXII съезда КПСС. Он строил свой коммунизм. Когда, по его мнению, дело было сделано, «отец города» как-то сказал так: «Все. У себя я коммунизм построил. Пусть теперь в Москве строят...» Наверное, не случайно перед въездом в город долгие годы висел плакат: «Коммунизм начинается сегодня!» То есть, если быть более конкретным — здесь!
Я пожил при «коммунизме». Рассказать?
Я приходил в магазин, где на прилавках лежала икра черная и красная, конфеты от «Мишки на Севере» до разных трюфелей. Отсюда вывозили тысячи килограммов колбасы, мяса, масла в села и миллионные города. И сейчас еще даже в Москву шлют «сгущенку», «тушенку», кофе.
Моему знакомому, рядовому инженеру, давали восемь ключей — выбирай любую квартиру. Со всех концов Союза стремились через своих родственников в этом городе купить машину. Что такое очередь — здесь раньше не знали.
В глухой тайге, где вокруг лишь зоны с заключенными да забытые богом селения, работают доктора и кандидаты наук, высококлассные инженеры, рабочие «с золотыми руками».
Уровень жизни здесь мне сравнить не с чем (тем более что за границей я, как и рядовые граждане города, не был...). Мои одноклассники и многочисленные друзья, которым нет и тридцати, имеют все без исключения свои квартиры. У многих личные машины, как правило, новейших марок. Дачи — у каждого желающего.
...Но невозможно построить коммунизм в одном отдельно взятом городе. Разве может быть самое передовое общество за «колючкой»? Не свободно в нем. Тесно воле и желаниям.
Обратная сторона этого «рая» такова. Приехать в город могли лишь самые ближайшие родственники, записанные в спецанкетах. Право на пропуск двоюродные братья и сестры уже не имели. Находились, правда, смельчаки, провозившие в багажнике «Москвича» свою родню. Но если, к несчастью, они были задержаны — имели большие неприятности. Военный закон, действующий, кстати, до сих пор, гласит: «нарушающим режим» (а иже с ними можно и особо неугодным) давали 24 часа! - и прощай любимый город.
Свобода слова была тоже под охраной. Междугородная связь начиналась только по ту сторону «колючки». Запрещалось и издание местных газет. А если кто, не дай-то бог, осмеливался покритиковать с трибуны существующие порядки — начальник КГБ мог вежливо предупредить...
«Телефонное право» работало безотказно. Судьи, адвокаты, прокурор — все за «проволокой», связаны одной цепочкой, зависимы от местной власти.
После смерти И. Н. Бортникова монополия власти ушла с завода. Все больше — в горком партии. Точнее, к первому секретарю.
Фарс. Это я понял чуть позже. Тогда, в 1984-м, такие мероприятия были в порядке вещей. В большом зале исполкома справляли юбилей «первого». Вероятно, чтобы приучить к «славным традициям», пригласили и нас — комсомольских активистов. Местный «Государственный Поэт» читал поэму, посвященную местному «вождю», а многие большие руководители уверяли, что только под руководством такого секретаря они добились столь значительных успехов!..
И банкетные залы, и заимка с «кабанчиком особого назначения» — все это было, и на высшем уровне. Заимка, впрочем, стоит до сих пор. Молодежный центр при ГК ВЛКСМ хотел в этом году приспособить ее под туристскую базу. Не получилось...
При «неразвитом» социализме всего на всех не хватало. Поэтому местный «коммунизм» был менее для одних, более — для других.
Если, например, в Куйбышеве построили для «отцов города и области» один большой «Дом на набережной», то здесь — каждому шикарный коттедж, с теплым гаражом и приусадебным хозяйством. Имея уже коттедж, первый секретарь горкома партии новый «дарил» своему водителю. Въезжали в такие же особняки и хозяева черных «Волг» других руководителей. Получить просторный дом мог, конечно, и шофер большегрузного «МАЗа» (главным образом — чтобы «разбавить» рабочей прослойкой густую улицу начальников), но это было исключением из правил.
Злоупотреблений и нарушений в закрытых городах имелось не менее, чем в ином открытом. Но нет права писать, жаловаться. Куда? Всякое упоминание о городе, его делах и людях, будь то в прессе, на телевидении или радио, — строго пресекалось. В таежном городе был особый мир с плотной и густой атмосферой тайн. Зарплата, численность, работающих, рожденных я умерших — все, все, все было под грифом «секретно», А всякое общение с иным миром запрещалось. На бюро горкома партии руководитель городской госбезопасности меня строго спрашивал: «Зачем ты ездил в Москву, на Всемирный фестиваль молодежи н студентов?» Даже техничке, работающей на заводе, не разрешалось «извне» никаких встреч.
Город тайн хранил всеми способами свои тайны.
И вот из Вены и Рейкьявика новое мышление докатилось и сюда, до города «в таежном тупике». И будто в одно мгновение исчезли военные тайны. Теперь можно открыто сказать: за колючей проволокой и несколькими рядами военизированной охраны крутились центрифуги со смертоносным сырьем. Уран-235. Отсюда шел основной материал для ядерных боеголовок, для наших ракет. И вот — как быстро и неожиданно — поворот на сто восемьдесят градусов! Конверсия.
Вроде бы чувствовали и на заводе: да, надо переходить к мирным товарам, товарам для народа. Но далее разговоров дело не шло. И только сейчас вроде как определились; компьютеры, стабильные изо-гопы, особо чистые вещества, магнитная лента...
Но основной продукцией остается топливо для АЭС.
Оправдает ли - себя эта ставка? Пока тенденция иная. Прекратили строительство реакторов Филиппины, Австрия, другие страны. Сроки закрытия существующих станций обсуждают в ФРГ. К 2010 году в Швеции намечено осуществить демонтаж всех 12 реакторов и 4 АЭС. Есть и ведутся работы по созданию альтернативных источников энергии. Получают развитие технологии энергосбережении.
Так что перспективы АЭС туманны.
Ну, а товары для народа?
В финансировании строительства приборного завода пока отказано. Оборудование для выпуска, к примеру, магнитной ленты, — не купить. У государства нет денег, валюты — отвечают сейчас в Москве. Завод (с максимальной производительностью труда и минимальной себестоимостью продукции, с единицей работоразделения в 6—8 раз ниже, чем на мировом рынке) получал и получает миллионы инвалюты первой категории. Но лишь два процента долларов (!) уходило на предприятие, остальное — в госбюджет. Сейчас соотношение изменилось, но ненамного. Диктат министерства продолжается. Резко снизились ассигнования на строительство новых библиотек, домов культуры и спорта, школ, жилья. Создается такое впечатление, будто кто-то наверху хочет сравнять всех до уровня «низших», а не наоборот, довести всех до высшего уровня.
Сегодня ясно: благополучие города в ближайшие годы будет зависеть от развития атомной энергетики, от того, изменится ли к ней общественное мнение.
Негативное отношение к АЗС вызвано многочисленными авариями. Аварии небольшие, но случались и здесь. В прошлом году два человека погибли, один стал инвалидом...
И еще проблема...
Я хоронил одноклассницу и соседа, которым исполнилось чуть больше двадцати. Знаю много других случаев, когда умирали от рака в этом городе и очень молодые, и те, кто только пошел на пенсию (а пенсионный возраст на заводе для большинства — 50 и 55 лет). Может, дело и не в том, что здесь «фонит» и «звонит». Но кто знает истинные причины?
В городе, которому лишь 33 года, где средний возраст — еще комсомольский, одно большое кладбище ужо давно закрыто, иа другом осталось очень мало свободной земли.
- А те, кто появляется на свет, — сорок процентов новорожденных относятся к «группе риска»..
Уровень радиации все эти годы держали в «особо важном» секрете. Кроме невидимой грязи уранового производства, травят атмосферу и губят природу местная ГРЭС и другие предприятия, построенные недалеко от города. Чистый воздух все дальше отступает в глубь тайги.
Секретов становится все меньше. Все больше шагов в открытый мир. По «межгороду» можно звонить даже из своей квартиры. Скоро будут местные газеты.
Обсуждается вопрос и об открытии города. И вот парадокс — многие жители за то, чтобы... не открывать! Привычка? Да нет, пожалуй. Скорее — опасения, что в городе появятся иногородние преступники и главное — исчезнут последние товары с прилавков магазинов. Понять можно. Но примет ли мир в XXI веке закрытый город? Вряд ли.
Или, как там, у Маяковского: «Я верю, город будет...»?
А. ЦАЦУЕВ. {Наш спец, корр.) К-ская область.
«Комсомольская правда», 31.08.1989
Statistics: 42
Дезинформация властей и реконструкция убийства
C самого момента убийства Бориса Немцова власти предпринимают исключительные усилия по недопущению объективного расследования этого преступления. Учитывая предпринятые ими усилия, непосредственные исполнители убийства вряд ли будут найдены.