Сбит в нейтральных водах
По западным данным, 27 иностранных самолетов, нарушивших нашу границу, было сбито с 1950 по 1984 годы.
Однако, как нам удалось выяснить, по крайней мере один из них — шведский самолет-разведчик «ДС-3» — в июне 1952-го был уничтожен по специальному приказу Москвы над нейтральными водами Балтики. О том, как это было, рассказывает бывший пилот истребителя «МИГ-17» Давид ЛАНДО.
— В 1950 году вместе с группой из 7 молодых летчиков, окончивших авиационное училище в Армавире, я прибыл на первое в жизни место службы — в Латвию. На том аэродроме тогда стоял наш 483-й истребительно - авиационный полк 336-й Ковельской краснознаменной авиационной дивизии. Поскольку в 1960 году и полк, и дивизия были расформированы, могу назвать номера этих частей, не рискуя раскрыть каких-либо секретов. Служить меня направили в первую эскадрилью. Боевой задачей являлась защита воздушного пространства Советского Союза в районе между Вентспилсом и правой оконечностью Рижского залива. Для этого мы располагали первоклассной по тем временам техникой: не считая Московского военного округа, мы первыми получили скоростные истребители «МИГ-15» и «МИГ-17». Главным в нашей службе были полеты, и боевые дежурства, точнее, наоборот, потому что в кабинах самолетов на земле мы проводили больше времени, чем в воздухе. Дежурное звено в готовности номер один сидело в кабинах самолета днем и ночью, в любую погрду, готовое через две минуты после команды оторваться от полосы.
Время, которое мы проводили в воздухе, можно было тоже разделить на две части: примерно четверть его мы совершенствовали летное мастерство и знакомились с местностью. Остальные 75 процентов вылетов нам приходилось совершать, чтобы перехватить цель, приближающуюся к нашим границам. Нас поднимали каждый раз, когда в нейтральном «воздухе» (то есть воздушном пространстве над нейтральными водами) появлялась неопознанная воздушная цель, идущая в нашу сторону. Такие вылеты на «перехват» происходили почти каждый день, хотя с 1951-го по 1953 годы на нашем участке реальных нарушений советской государственной границы было всего два. Я говорю о самолётах, потому что иногда на нашу территорию (особенно по ночам) залетали чужие вертолеты.
Так вот, я очень хорошо помню тот день, когда был сбит «ДС-3». Прекрасно помню, что взлетная полоса была сухая. На дежурстве находилось четыре самолета «МИГ-17». В одной машине находился я, в другой мой ведущий — Шатохин. Кто сидел в остальных двух самолетах, не помню. И вдруг их поднимают и дают приказ лететь в нейтральные воды. На командном пункте собирается все начальство, включая командира полка — тогда им был Павел Яковлевич Головачев, дважды Герой Советского Союза. Помню, пара «МИГов» передала, что погода м видимость отличные, и их вернули на землю. В это время я узнал, что в глубоких нейтральных водах ходит вражеский самолет и его нужно сбить. По всему получалось, что лететь на операцию предстоит мне и Шатохину. Помню, что у меня просто руки чесались поднять в воздух машину и сбить этот «ДС-3».
О возможной опасности я не думал: преимущество в скорости и маневренности было целиком на стороне «МИГ-17». К тому же у моего самолета были три пушки — 37-миллиметровая и две 23-миллиметровые. Промахнуться по «летающему сараю», как мы называли самолеты типа «ДС-3», тоже было очень сложно.
В тот момент, когда мы с Шатохиным ожидали команды «Взлет», мы по рации услышали, что полетит другой самолет. Дело было в том, что у наших «МИГов» были обычные топливные, баки, кажется, на 250 литров. А в полку было несколько самолетов с дополнительными топливными баками, литров на 600. Вот такой самолет и решили послать против «ДС-3». Помню, как сейчас, короткую команду «запуск», и самолет (пилотировал его Григорий Осинский) отрывается от взлетной полосы. Осинский был одним из лучших летчиков полка, служил он в другой эскадрилье, куда брали только самых опытных летчиков. По-моему, Осинский дежурил ночью накануне, его привезли из дома, где он спал.
Когда его «МИГ-17» ушел в сторону нейтральных вод, я уже не мог слышать по рации его переговоров с командным пунктом, они перешли на другой канал связи. Но на КП собралось много офицеров, они позже много раз рассказывали, как проходила операция, да и сам Осинский иногда вспоминал, как сбил «ДС-3».
Осинский долетел до нейтральных вод за несколько минут. Высота была примерно 2000-3000 метров. Радиосвязь — отличная. Внезапно раздался голос Осинского: «Цель вижу!» Головачев, который командовал операцией, закричал: «Бей! Бей!» Но из-за разницы в скорости Осинский первый раз проскочил тихоходный «ДС-3» и сделал вираж. Речь не шла о том, чтобы сначала дать предупредительную очередь или принудить «ДС-3» сесть на наш аэродром. Приказ был четким: «Сбить». Причем приказ этот пришел из Москвы. Сам Головачев вообще не мог отдать приказ поднять самолет в воздух. Такой приказ мог дать только командир дивизии или Федор Шинкаренко, командовавший тогда всей авиацией в Прибалтике. Если бы «ДС-3» вторгся в воздушное пространство СССР, Шинкаренко и даже командир дивизии могли бы отдать приказ сбить его. Но послать самолет в глубокие нейтральные воды, и не просто на разведку, а с целью сбить там самолет нейтральной Швеции,— такое распоряжение могло прийти только из Москвы.
Вираж Осинского длился минуты две с половиной. Вдруг он снова сказал: «Вижу цель!», и снова Головачев закричал: «Бей!» Осинский открыл огонь, причем на КП были отчетливо слышны из микрофона две очереди. Потом мы поняли, что от волнения Осинский, наверное, нажал одновременно две кнопки — радиосвязи и «огонь». Осинский рассказывал, что он попал «ДС-3» в правый мотор. Самолет загорелся, и Осинский доложил, что «посыпалось много парашютистов». Приказа стрелять по ним он не получил. На КП было много моих друзей, и если бы такой приказ (а это — катастрофа для каждого порядочного летчика: стрелять по спасающемуся экипажу сбитого самолета) поступил, я бы знал точно.
Приказ Осинскому был дан другой: его самолет посадить не на базу, а в Риге. А с Рижского аэродрома на транспортном самолете его повезли в Москву. Кажется, вместе с Шинкаренко. В Москве Осинский пробыл два-три дня и вернулся к нам в часть с наградой — орденом боевого Красного Знамени. Чуть позже он получил еще и денежную премию, на которую купил своей жене отличный черно-бурый воротник на пальто. Про поездку в Москву Григорий Осинский часто рассказывал нам. Особенно он переживал оттого, что встретил там самое высокое начальство, а сам был — небритый и в грязной летной форме, даже без фуражки.
С Осинским вместе мы служили до 1959 года, когда он уволился из армии. Помню, что одно время он был замполитом своей эскадрильи, а увольнялся в запас в чине подполковника с должности заместителя командира полка по политической части. Уехал он куда-то на Украину. Знаю, что у него было трое детей. Две девочки и мальчик. Осинский был крайне порядочным, серьезным человеком, никогда не пил, занимался с детьми, много времени посвящал своей семье. Все а части отзывались о нем с большим уважением. Он никогда не пытался заставить других делать свою работу, а то, что ему поручали, исполнял отлично. В Заполярье мы жили с ним в соседних домах.
Сам я уволился из армии в запас с должности заместителя командира полка по болезни в 1960 году, как раз перед большими сокращениями, которые начал Хрущев. Все эти годы поддерживаю связь с некоторыми друзьями по службе. Но никто из них про Осинского ничего не знает.
И последнее: смотреть на поступок Осинского с сегодняшних позиций бессмысленно. Такой приказ тогда исполнил бы с радостью и гордостью в любой из нас, летчиков, включая и меня самого. Времена были другие, и другими были нормы допустимого, то, что можно и нельзя, что хорошо и плохо.
Беседу записал А. КАРЦЕВ.
«Комсомольская правда», 23.03.1991
Statistics: 70
В июле 53-го...
Неизвестные подробности «дела Берии» Часть 2